Автор: София Эманси
Бета: Локи
Размер: миди
Пейринг: Хакурен /… пусть будет сюрпризом
Дисклеймер: герои и мир принадлежат мангаке, данное произведение не имеет коммерческого характера
Предупреждение: ООС, местами слэш... наверное...
Жанр: сёнен-ай, ангст, ирония, романтика
Таймлайн: за несколько дней до экзамена на сан священника
Размещение: без изменений в тексте и со ссылкой сюда
Саммари: У Хакурена Оука есть цель – стать священником и посвятить жизнь борьбе со злом. А ещё есть мечта… настолько неприличная, что и вслух не произнести! Удастся ли этой мечте когда-нибудь осуществиться?..
читать дальше
Ты никогда не спишь. Я тоже никогда не сплю.
Наверно, я тебя люблю…
Но я об этом промолчу, и скажу тебе лишь
То, что я тебя хочу!
Д. Арбенина. «Ночные снайперы»
Наверно, я тебя люблю…
Но я об этом промолчу, и скажу тебе лишь
То, что я тебя хочу!
Д. Арбенина. «Ночные снайперы»
- Защищайся! Защищайся, чёртов пацан!
Хакурен нахмурился, продолжая делать вид, что вопли Фрау вовсе не мешают ему сосредоточиться. Но всё же читать уже сто раз прочитанный и вызубренный до последнего слова текст было гораздо менее интересно, чем наблюдать, как лихо епископ Фрау гоняет по поляне беднягу Тейто. Такие красивые, изящные движения, похожие на взмахи крыльев белого журавля... но не менее опасные, чем удар лапы тигра.
- Ты ни на что не годен! Защищайся, кому говорят!!!
Ещё утро, но уже очень жарко. В такую погоду лучше всего сидеть под раскидистым дубом с книжкой на коленях, почёсывая за ушком разнежившегося Бурупью. Чем Хакурен и занимался. В отличии от Тейто, изо всех сил старающегося увернуться от очередного изящного выпада, способного как минимум покалечить.
«Этот младшеклассничек просто поразительно выносливый, - думал Хакурен, - Ведь бегает так ещё с ночи… и никак копыта не отбросит…»
С иронией, но беззлобно. Всё же новый друг, несмотря на всю его диковатость, Хакурену нравился. На первый взгляд, Тейто Кляйн – из того племени людей, которые доставляют окружающим лишь одни проблемы. Но… ведь не просто же так ему покровительствуют такие влиятельные господа, как епископ Кастор и епископ Фрау…
Сначала оказалось, что первый тайно тренирует Тейто по ночам, заставляя бороться с живыми куклами («ужас какой… каждая – почти точная копия господина Фрау!»), а потом на рассвете пришёл второй и сказал: «Хватит уже фигнёй страдать! Чем воевать с игрушечным епископом, лучше сразись с настоящим!». И тут началось… А продолжается, между прочим, до сих пор…
Кусты зашевелились, и на поляну вышел молодой человек, в котором Хакурен без труда узнал епископа Лабрадора. По сухой веточке в волосах… Увидел происходящую баталию и нахмурился.
- Эй, нельзя ли потише! У меня от ваших криков герберы вянут!
Но никто, кроме Хакурена, на это замечание не обратил внимания. Немного подвинулся, приглашая сесть рядом. Лабрадор с удовольствием принял приглашение. Наверное, в это утро ему хотелось с кем-то поболтать.
- Давно? – епископ кивнул на сражающихся.
- Часа четыре уже, - Хакурен уловил тонкий запах молодого вина, исходящий от Лабрадора. Или показалось?..
- И долго ещё?
- Наверное, пока не надоест… господину Фрау.
Хакурену пришла в голову глупейшая мысль. Ведь епископ Лабрадор постоянно возится в саду… и как ему удаётся сохранять свой балахон таким безупречно-белым? Не иначе как это одно из свойств его зайфона. Но спросить о том юноша не решился. Лишь подумал, что однажды и сам сможет носить такие же одежды… если конечно снова не провалит экзамен.
- Быстрее! Быстрее!!! У меня такое чувство, что я тренирую девчонку, а не чёртова пацана! Что же ты за бездарь такой??!! – очередной выпад Фрау достиг цели, лишь чудом не сломав Тейто ключицу. Подавив рвущийся из горла крик, тот контратаковал… вернее, пытался... Бить Фрау кулаком в живот – что можно придумать глупее? Скорее кулак в лепёшку расшибешь, чем пробьёшь стальной пресс епископа.
- Бастард! Ну я тебе устрою!
И снова бедняге Тейто остаётся только уворачиваться. Хакурен подумал, что попасть под тяжёлую руку господина Фрау ему бы вовсе не хотелось.
«Нет, такие тренировки не по мне… я ещё пока хочу оставаться живым… и здоровым как минимум! А Тейто явно торопится на тот свет, если позволяет так над собой издеваться»
Лабрадор сочувственно вздохнул, похоже, подобные мысли посетили и его голову.
- Бесполезно, - еле слышно прошептал он, скорее самому себе. Хакурен недоумённо уставился на собеседника.
- Что вы имеете в виду?
- Фрау думает, что сможет защитить малыша Тейто от чего угодно… Но враг поджидает их обоих там, где никто этого не предполагал.
У Хакурена чуть сердце не остановилось от восторга. Кажется, он услышал только что настоящее пророчество! Ведь все знают, чем знаменит господин Лабрадор кроме своей любви к садовым растениям – он единственный во всём седьмом округе провидец!
- Сражения, войны, поединки, лишь множат боль этого мира, - епископ между тем продолжал, - Многие, посвятившие себя борьбе со злом, начисто забыли о том, что единственное оружие, которое не подведёт в бою, не сломается и не затупится, это их боевой дух.
- Боевой дух закаляется в сражениях, - осмелился возразить Хакурен.
- Может и так, друг мой, может и так… Только прежде чем ступить на путь Воина света, нужно расправиться со своей собственной тьмой. Иначе будешь нести её в душе всю жизнь, множа страдания везде, где придётся пройти. Если не побороть тьму в себе, однажды она поборет тебя. Ты ведь тоже хочешь стать священником, мой юный друг, потому хорошенько запомни мои слова! Не будет доброго пути тому, кто решил бороться со злом, не искореняя собственных пороков!
Подмигнул сиреневым глазом, вгоняя Хакурена в смущение. Не понятно, серьёзно говорит или шутит? Ещё будет время разобраться… если будет…
- Разрешите спросить, господин епископ. Вы ведь провидец, потому должны знать… Я… Мы с Тейто… пройдём предстоящий нам экзамен?
Пристальный взгляд, от которого становится муторно. Будто эти огромные сиреневые глаза смотрят прямо в душу. Будто ищут что-то… потаённое… нечто, в чём и себе самому не вдруг признаешься… Нестерпимо хочется закрыться, сбежать, спрятаться!.. Но Лабрадор вдруг, лучезарно улыбаясь, похлопывает Хакурена по плечу:
- Буду рад видеть тебя одним из нас.
И ответил, и не ответил одновременно. Ох уж этот провидец! А вином от него всё же определённо пахнет…
- А… скажите… Тейто тоже станет священником?
- У малыша Тейто Кляйна совсем другой путь. Тернистый и сложный, но… думаю, он справится. Он ещё всех нас удивит! Если конечно доживёт до этого момента. Что с его талантом попадать в истории очень даже сомнительно.
Лабрадор вытащил откуда-то из складок своего балахона большую прозрачную флягу с нежно-розовой жидкостью. Открутил крышку, и по поляне поплыл тонкий аромат забродившего винограда. С видом заговорщика кивнул Хакурену:
- Будешь?
- Нет, спасибо… - молодой человек немного смутился, - Благодарю за оказанную честь, но я не пью вина.
- Молодец, я тоже. Но это ж разве вино? Это сок, только собирающийся стать вином. В нём живая виноградная душа, и никаких градусов. Почти. Можешь считать, его эликсиром от плохого настроения. Давай не ломайся, выпей со мной! А то обижусь!
Последняя фраза – это уже аргумент. Потерять зарождающееся расположение епископа-провидца, Хакурен никак не мог. Ведь господин Лабрадор далеко не последний человек в церкви, а с такими лучше поддерживать дружеские отношения. Приняв протянутую флягу, Хакурен сделал несколько осторожных глотков… Блаженство… нежнейший вкус спелого винограда, и чего-то ещё… наверное, это солнце уходящего лета, капля за каплей собранное в благородном растении, тепло земли и заботливая любовь работящих рук. В голове тут же приятно зашумело.
- Господин Лабрадор… Это неописуемо! – признался молодой человек, возвращая флягу.
- Сам делал, - гордо ответил епископ. А потом одним большим глотком ополовинил флягу, - Это вино…
- Значит вино, всё-таки? А не сок, как вы только что сказали? – Хакурен хихикнул, но тут же засмущался и сник. Благородный напиток разливался по телу тёплой волной, заставляя расслабиться и настраивая мысли на философский лад.
- Не перебивай старших! – Лабрадор, кажется, тоже изрядно захмелел. – Это вино имеет одно особое свойство. Пригубив хотя бы один глоток, человек может исполнить любую свою, даже самую заветную, мечту. Не делай таких изумлённых глаз, мой юный друг! Воистину, в моём напитке нет никакой потаенной магии. Доброе вино пробуждает смелость в человеческом сердце, а это именно то, чего порой не хватает для осуществления мечты, - епископ заговорщически подмигнул, - Вот ты, например, чего желаешь больше всего?
- Я хочу… - Хакурена немного озадачил этот вопрос. – Хочу стать священником, чтобы помогать людям и бороться со злом!
- Нууу… - Лабрадор будто был разочарован услышать такой ответ, - Это я и так знаю… Это совсем не новость… И задай я свой вопрос любому из сотен находящихся сейчас в церкви абитуриентов, каждый ответил бы точно так же. Но ведь это не ответ, а всего пол-ответа. Верно?.. эмм… как тебя? Хакурен… Дуб?..
- Хакурен Оук, господин.
- Точно! А знаешь ли ты, как трудно найти здесь интеллигентного собеседника, с которым можно просто поговорить по душам? Вот как мы с тобой! – Лабрадор доверительно приобнял Хакурена за плечи и прошептал прямо в ухо, - Не к этому же мне лезть с разговорами о смысле жизни? - кивнул в сторону Фрау, - У него одни девочки на уме! А ещё – веришь? Этот подозрительный тип совершенно не пьёт! Не, я тоже не пью. Но моё молодое винцо – это ж особенное дело!..
«Пригубив хотя бы один глоток, человек может исполнить любую свою, даже самую заветную, мечту»
Хакурен едва слышно вздохнул. Нет, не всем мечтам суждено сбыться… Возможно, это даже хорошо. Ведь должна быть у человека хоть одна недосягаемая, но от этого ещё более прекрасная и манящая, мечта?.. Это как идти среди непроглядной ночи, следуя лишь путями, указанными самой яркой звездой на небосклоне. По земным дорогам – за вечным светилом. Вечным – и от этого совершенным… Недосягаемым – и потому желанным…
Самое яркое воспоминание из детства. Болезнь матери. Что за болезнь? Непонятно… Но судя по реакции отца, это нечто постыдное, недостойное, презренное… Отчаяние. Невозможно смотреть, как самый родной человек день за днём угасает, день за днём всё ближе подходит к черте невозвращения. Туда, где заканчивается мир людей и начинается бездушная голодная тьма. Отчаяние… страх… ярость, впервые зародившаяся в детской душе. Обида на отца, который и пальцем не пошевелил, чтобы хоть чем-нибудь помочь. Еле сдерживаемая злоба на несовершенство этого мира, в котором допустимо, что людей бросают – умирать? – нет, ещё хуже! Тихо и безнадёжно скатываться в бездну, из которой нет возврата.
Отчаяние… страх… опустошённость…
А потом всё неожиданно изменилось. Однажды пришёл незнакомец… ну как пришёл… влез в окно, если честно. Потому что отец и на порог бы не пустил никого постороннего, пока жива его больная жена, которую он незаслуженно считал своим тяжким позором. Тот пришлый человек ни слова не сказал изумлённому Хакурену, но мальчик вдруг понял – это сам бог пожаловал сегодня к ним в гости. Молоденький парнишка, вряд ли давно справивший совершеннолетие, с дерзкими, ярко-синими глазами… В его манипуляциях не было ничего, что можно было бы назвать гордым словом «ритуал». Он, заметив странную печать на груди женщины, всего лишь приложил к ней руку … а когда отвёл ладонь, печати уже не было.
- Это появилось незадолго до того, как твоя мама заболела? – спросил незнакомец.
Переполняющие Хакурена эмоции так хватали за горло, что он смог лишь кивнуть.
- Её душу мучил кор. Но теперь всё будет хорошо. Она обязательно поправится. Покеда, малой!
Неизвестный лекарь лихо выпрыгнул в окно. Был – и нет. Слёзы облегчения хлынул из глаз.
- Постой! Кто ты? Назови хотя бы своё имя! – Хакурен кричал вслед незнакомцу, хотя даже не верил, что тот ответит.
- … Фрау… - донёс ветер одно только слово. Но этого было достаточно. Теперь Хакурен знал, как называть своего кумира. И что когда-нибудь, став старше, он обязательно найдёт этого загадочного Фрау… чтобы отблагодарить его… и научиться всем тем чудесам, с помощью которых юный целитель спас его мать… да наверное, ещё сотни или тысячи людей по всему миру.
Мама действительно быстро пошла на поправку. И в семье Оуков снова воцарился мир и достаток. Хакурен взрослел, но и мысли не допускал изменить своей мечте. Отыскать загадочного Фрау было не так уж и сложно – о его чудесных исцелениях от кор в народе ходили настоящие легенды. Вскоре Хакурен узнал, что его кумир служит в Церкви седьмого округа. Решение было подобно вспышке, ярко озарившей мозг. Я тоже стану священником! Чтобы быть поближе к господину Фрау! Заниматься общим делом, жить одними с ним идеалами! И совершенно наплевать, что отец скажет о таком импульсивном решении сына. Не важно, ничего не важно! Лишь одно душу греет – что есть на свете странный человек, живущий по каким-то своим, неприемлемым для семейства Оук, законам… человек, посвятивший жизнь помощи людям… Невозможно представить никакого дела более достойного и благородного, чем путь Воина Света. Путь, которым Хакурен мечтал идти вслед за господином Фрау.
Итак, первый экзамен… и провал. На следующий год – тоже. Оказывается, одного желания служить людям, даже самого искреннего, недостаточно… Испытание необыкновенно сложное. Требуется столько знаний и навыков! Тонны книг и годы тренировок! Но Хакурен не собирался сдаваться. Несмотря на юный возраст, он был из той породы людей, которых только подстёгивают собственные неудачи, заставляя ещё упорнее идти к заветной цели. И вот теперь, приехав попытать счастья на экзамене в третий раз, Хакурен был почти уверен в успехе. По крайней мере, ощущал в себе готовность вырвать, выбить, выцарапать победу любой ценой.
Каждый приезд в Церковь седьмого округа заставлял сердце Хакурена сладко биться в предвкушении встречи со своим кумиром. Вдруг где-нибудь среди толпы сверкнут дерзкие ярко-синие глаза, которые так отчётливо запомнились с детства?.. Когда всё же случалось хоть издали увидеть загадочного целителя, счастью Хакурена не было предела. Епископ Фрау, оказывается, заметно повзрослел со дня их единственной встречи. Это был уже не тот парнишка, так запросто лазящий в окна тех, кому нужна помощь, но молодой мужчина, крепкого телосложения и исполинского роста. Только глаза всё такие же дерзкие… и такие же синие…
Больше всего на свете хотелось подойти к этому необыкновенному человеку, и спросить какую-нибудь глупость вроде: «Вы помните меня?». Но Хакурен не мог осмелиться. Что ответит господин Фрау? Что-то вроде: «Ээ… мм… честно говоря, нет… хехе… Разве я должен помнить каждого, кому когда-либо помогал?..». Поэтому всё, что оставалось – бросать робкие взгляды в сторону своего безупречного кумира… ну и разве что иногда слушать различные сплетни о нём… А для служащих церкви, сплетничать – это похоже, главное развлечение…
«Хам… хулиган… лентяй… матершинник… прелюбодей…» - это лишь то немногое, что не стыдно озвучить в приличном обществе. Каждый раз, слыша бранные слова о своём кумире, Хакурен еле сдерживался, чтобы не вырвать язык мерзким сплетникам. Хотелось кричать на весь мир: «Да что вы такое говорите! Господин Фрау совсем другой! Он добрый и храбрый! Он спас мою мать! Я, если о чём и мечтаю, то стать похожим на него! Потому что… господин Фрау… лучший на свете!!!»
Коротких мимолётных встреч в церкви хватало, чтобы наполнить сердце теплом и светом на целый год. И каждый день, в час, когда закатное солнце золотит шпили домов, мысленно повторять клятву: «Однажды я стану таким, как вы. Чтобы быть вашим другом, соратником… вместе нести этому миру надежду на спасение». Предельно… Прикрыть уставшие от книжной науки глаза, увидеть в своём воображении образ кумира, мысленно прошептать ему: «Поверьте в меня… и я никогда вас не подведу!».
Приехав сдавать экзамен в третий раз, Хакурен понял одну важную вещь. Это произошло благодаря знакомству с его теперешним напарником, Тейто Кляйном. Первое впечатление нём было крайне негативным. Тощий лохматый пацан ростом едва ли выше табуретки и гораздо младше большинства абитуриентов. Но нахальный до жути. На первый взгляд кажется – разве могут быть хоть малейшие шансы у этого выскочки сдать экзамен на сан священника? Сам же Тейто в своём успехе ни капли не сомневается. Почему? Потому что каким-то образом оказался на короткой ноге с тремя епископами – провидцем, хозяином живых кукол и… кто бы мог подумать?! – с самим господином Фрау! Хакурен чуть не разучился дышать, когда это услышал. Увидев его шок, выскочка Тейто лишь проворчал:
- Что здесь такого? Да, я знаю Фрау. Честно говоря, я б этого извращенца послал куда подальше. Строит из себя не пойми что! Но к сожалению, от него во многом зависит моё будущее.
Отзываться о всеми уважаемом епископе в столь неуважительной форме? Да ещё и величать просто по имени, будто он его любимый дядюшка?! Хакурен, подобрав челюсть с пола, решил, что новый знакомый уже ничем больше не может его удивить. А оказалось – смог! По именам и в панибратской манере, выскочка Тейто общается абсолютно со всеми, не взирая на сан и возраст собеседника! И что самое странное, это сходит ему с рук! Такое чувство, что все служащие церкви сговорились опекать Тейто Кляйна! В чём же причина?..
Хакурен услышал однажды, как епископ Фрау называл Тейто бастардом. Это была единственная ниточка, потянув за которую, возможно, удалось бы распутать хитрый клубок тайны. Выходит, Кляйн, хотя и выглядит как беспризорник, имеет влиятельного отца? Но Хакурен и сам не мог бы пожаловаться на низкое происхождение – ведь он дворянин, старший сын и наследник адмирала Оука! Но это обстоятельство никак не выделяет его среди других абитуриентов…
Тогда почему? Почему?! Нет ответа. Пока. Но как бы там ни было, не это важно. Главный сюрприз поджидал Хакурена уже на первой совместной с Тейто тренировке. Оказалось, что этот недоучка даже не знает, с какой стороны берут баклз! А уж как им пользоваться – и подавно! Тужится, кряхтит, зыркает по сторонам зеленющими глазищами, и после очередного нулевого результата, идёт куда-нибудь предаваться меланхолии… Хакурен был готов рвать волосы на всех местах сразу:
«Я пропал… определённо пропал… провалить экзамен только из-за того, что в напарники попался бездарный младшеклассничек?! Что за несправедливость! Ох, каких неприятностей я огребу из-за этого Тейто Кляйна!»
Впрочем, сам Тейто ни капли не переживал из-за возможного провала. Он просто в него не верил. На все вопросы Хакурена, почему он так спокоен по поводу результатов экзамена, низкорослый выскочка лишь обиженно смотрел исподлобья, будто говоря одним взглядом:
«Поверить не могу, что ты усомнился в моих талантах!»
Выводы напрашиваются сами собой. Единственный козырь в рукаве Тейто – это расположение к нему влиятельных епископов. Только оно может помочь нахальному недоучке! У Хакурена закружилась голова от осознания этой простой истины. Выходит даже здесь, в таком святом месте, как Церковь седьмого округа, благодетель существует пополам с пороком? И Воинами света порой становятся не лучшие, а чьи-то любимчики?!
Отчаянно не хотелось в это верить. И всё же…
Вот так Хакурен впервые в жизни усомнился в своих идеалах. Он ощущал потребность поговорить с кем-то, услышать хоть часть ответов на свои многочисленные вопросы... Но те, к кому можно было бы обратиться, всё время заняты одним и тем же – с маниакальным усердием опекают Тейто Кляйна.
Чем больше Хакурен думал о ситуации, невольным участником которой ему доводится быть, тем неизбежнее приходил к выводам: нельзя полагаться только лишь на талант и усердие. К сожалению, этого может оказаться слишком мало… если судьба-злодейка выбрала тебе в конкуренты всеобщего любимчика. Значит… нужно и самому завести покровителей среди служащих церкви. Но как – вот в чём вопрос. Пока что остаётся одно – ладить с выскочкой Тейто, и стараться узнать поближе тех, кто его опекает. Ведь если бы не напарник-недоучка, Хакурену так и не посчастливилось бы познакомиться с господином Фрау...
- Эй, о чём задумался? – острый локоть Лабрадора, толкнувший в рёбра, возвращает к реальности. – Смотри, что сейчас будет. Обхохочешься!
- М? – Хакурен с непониманием уставился на собутыльника.
- Да не на меня смотри! А на них – длинного и мелкого! Сейчас цирк начнётся, это я тебе как провидец говорю!
А между тем, на поляне действительно начало происходить нечто интересное. Тейто, устав уворачиваться от ударов Фрау, решил контратаковать по серьёзному… и ничего умнее не придумал, как, подобрав с земли какую-то сухую корягу, изо всех сил треснул ею епископа по затылку. Ну, если честно, то по затылку – это он только планировал, да из-за разницы в росте банально не дотянулся. Потому удар приняла ни в чём не повинная шея. Щепки с весёлым треском полетели во все стороны! Лабрадор повалился на спину, сотрясаясь от хохота:
- А я всегда говорил – против полена нет приёма!
- Очень смешно… - мрачно огрызнулся Фрау, зыркая то на Тейто, то на Лабрадора таким злобным взглядом, будто раздумывал, где бы закопать их трупы. Но ни тот, ни другой не изобразили испуга даже для приличия.
- Всё, отдыхать… - Тейто, тяжело дыша, сел на землю, и Бурупья с радостным вяканьем бросился к нему на колени.
- Су… ровый б…астард, - процедил Фрау, потирая ушибленную шею, - Что за нах…ал!
- Фрау, дружище, не матерись – тут же дети! – Лабрадор продолжал веселиться.
- И где ты там мат расслышал, е…хидный муд…рец? Или может ты, - повернулся к Хакурену, - зад…умчивый бл…ондин?
Хакурен, отчаянно краснея, сделал вид, что увлечён своей книгой и не замечает ничего вокруг. А Фрау, кажется, всерьёз рассердился на Лабрадора:
- Не учи меня воспитывать ребёнка! Заведи своего – тогда и учи!
- Ты кого ребёнком назвал, ху…лиган! Пед…агог нашёлся! – рассердился Тейто.
- Ааа, мамочки! – Лабрадор катался по поляне, держась руками за живот и задыхаясь от смеха, - Малыша не надо ничему учить, он и сам схватывает всё на лету! Фрау, поздравляю! Твой пед… ой, не могу!.. педагогический талант достоин восхищения!
Хакурен испытывал жгучий стыд от того, что стал невольным участником происходящего. Находиться в обществе этих трёх клоунов и не заразиться их безумием, постепенно становилось всё сложнее. А где-то внутри, молодое вино бродит по венам, расслабляя тело и раскрепощая помыслы. Наверное, только этим можно объяснить то, что произошло далее…
- Господин Фрау… - произнёс Хакурен, всё ещё отчаянно краснея, - вы так напряжены и взволнованы… Позвольте мне сделать вам расслабляющий массаж… Честное слово, я умею!
Рослый епископ глянул на Хакурена так, будто впервые его видит. Оценивающий, очень долгий взгляд…
- Хм… массаж?.. Ну что ж. Попробуй.
- Вам нужно… раздеться… и… лечь на землю, - Хакурен и сам не мог поверить, что говорит это. А главное – кому?! Человеку, которого уже так много лет чтит земным подобием бога! Дрожь в коленях… такая сильная, что кажется они вот-вот подогнутся. Но уже нет пути обратно. Если решил задобрить господина епископа, поздно думать о последствиях.
Фрау снял плащ и повесил на ближайший сучок. Взялся было за ремень брюк, но увидев, каким маслянным взглядом рассматривает его Лабрадор, решил их не снимать.
- И чего ты пялишься, чертяка? Что ты вообще тут забыл?!
- Как грубо! – Лабрадор игриво облизал губы, - Я тут это… тихо-мирно сижу, примус поч… то есть, кустики подстригаю… а тут такой стриптиз!
- Сейчас кто-то по голове огребёт! – Фрау погрозил кулаком.
- Кто?! – Лабрадор завертел головой. – Хакурен, это кажется, про тебя!
- Собирался кусты стричь – так и дуй в кусты!
- Всё, молчу-молчу… И не вижу вас, и не слышу… - провидец зашёл за ближайший куст и демонстративно громко защёлкал садовыми ножницами. Через пару секунд среди веток показался любопытный и хитрющий сиреневый глаз.
- Ох, Лаб, ты неисправим! – Фрау решил, что для расслабляющего массажа оголить спину вполне достаточно, потому не стал снимать ни брюки, ни сапоги, ни даже перчатки. Лёг на слегка притоптанную траву лицом вниз.
Хакурен на долю секунды почувствовал, как земля уходит из-под ног. Ладони предательски намокли. Сердце пустилось в бешенный галоп.
«Господин Фрау окажет мне честь… Не могу поверить… Я сейчас дотронусь до него…»
Всё как во сне. Как в мечтах, столь непристойных, что и самому себе невозможно в них признаться… Белоснежная кожа, покрывающая красивый рельеф мышц… Хакурен думал, что она, после многочасовой тренировки, будет горячей и липкой от пота. Но, дотронувшись до спины Фрау, юноша чуть не отдёрнул руку: кожа оказалась прохладной и глянцевой как мрамор. Будто не человек сейчас лежит перед ним, а изваяние древнего тёмного божества… прекрасного и хищного… Но сейчас не время для фантазий. Нужно совладать с эмоциями. И продолжать.
Деликатные прикосновения к ушибленной шее. Если сделать всё правильно, то и синяка не останется. Нежно… предельно нежно… кончики пальцев привычно находят контакт с нужными точками. Тонкое наслаждение… будто вынырнув из-под воды, делаешь первый вдох – и жадно глотаешь прохладный свежий ветер. Мурашки по коже. То ли успокаивающе, то ли возбуждающе… на грани отчаяния… на грани сладкой боли… Фрау готов был жмуриться и мурчать от удовольствия, будто тигр, вспомнивший себя котёнком.
Противное хихиканье откуда-то из кустов испортило всю идиллию. И ещё хмурое сопение Тейто. Но Фрау решил не обращать внимание на столь мало значащие мелочи и отдаться наслаждению в умелых руках Хакурена.
Мягкие, не знающие физического труда ладони, переместились ниже, на широкие мускулистые плечи Фрау. Этим плечам доставалось в жизни много и разного – иногда ранящая сталь, реже обжигающая плеть, иногда поддержка друга, реже женская ласка. Но чтобы так… одно прикосновение – и сознание погружается в багряную дымку острого, пронзительного наслаждения… нет, такого ещё не было. Движения рук Хакурена стали – не грубее – настойчивее, решительнее. Они будто подталкивают к бездне, за гранью которой уже всё равно. Расслабиться… не думать ни о чём… и ощутить себя яркой кометой, летящей в необъятной бесконечности космоса, без цели, без будущего, без прошлого.
- Фрау… нет… я не могу на это смотреть! – сиреневый глаз, подглядывающий из кустов, уже слезился от смеха. – У тебя сейчас лицо как у любимого кухаркиного кота! Довольноеее!
Тейто нахмурился ещё сильнее, нервно теребя Бурупью за ушки.
- Лабрадор. Последний раз вежливо предлагаю. Не доводи до греха! – Фрау злобно зыркнул на кусты одним глазом.
- А по-моему, тебя скоро малыш Оук до греха доведёт! – Лабрадор веселился во всю, не обращая внимания на угрозы. Хотя где-то в глубине души, он с удовольствием бы хоть на минутку занял место Фрау в умелых руках Хакурена.
В это же время Тейто думал, как бы неплохо было поменяться местами с Хакуреном, так нагло лапающим Фрау.
О чём думал Бурупья, на человеческий язык не переводится. Ну а если попытаться, вышло бы что-то вроде: «Хозяин, хватит драть меня за уши!!! Укушу!!!».
А Фрау ни о чём не думал. Он просто наслаждался. Хакурен же изо всех сил сдерживал нервную дрожь, боясь испортить одним неверным движением ту феерию, которую дарил своему кумиру. «Вы – моя путеводная звезда. Я всегда буду идти в одном с вами направлении. По вашим следам. За вашим ослепительным светом. Не желая для себя лучшей доли. Не мечтая о размеренном покое. Не видя сияния других светил. Я люблю вас… но вы этого никогда не узнаете…». Беззвучно, одним сердцем, Хакурен шептал слова клятвы. Слова, которым не суждено быть произнесёнными вслух. И не надо. Ведь настоящая преданность безмолвна. То, что господин Фрау сейчас так близко – это даже больше, чем можно мечтать. Этого достаточно, чтобы ощутить, как за спиной раскрываются белоснежные крылья… Почему же глаза щиплет от готовых вырваться наружу непрошенных слёз?.. И сердце раненной птицей мечется в груди… Предельно…
Пальцы судорожно сминают прохладную кожу. Стон срывается с губ Фрау, такой тихий, что никто, кроме Хакурена, не смог бы его расслышать. Предельно… невозможно… касаться тела этого безупречного мужчины под перекрестным огнём двух пар глаз – ехидных сиреневых и презрительных зелёных… Что в этих взглядах? Непонимание? Осуждение?! Неважно. Главное, что господин Фрау кажется очень доволен
«…ласками?..»
массажем Хакурена. Юноша позволил себе вымученную улыбку. Ради этого дня стоило жить. Предельно… На грани безумия…
«…люблю… просто люблю вас…»
Но Фрау конечно же, не мог услышать это немой крик. Его сознание, освобождённое от всех тягот и тревог, постепенно растворялось в звенящей тишине летнего дня. Умиротворённый покой… когда Фрау в последний раз позволял себе ощущать что-то подобное? Никогда. Ежедневная беготня, борьба, тысяча дел, мелких и не очень. Стольким людям от него всегда что-то нужно… но так мало среди них тех, кто согласен просто поделиться своим теплом. А Хакурен, кажется, готов отдать всё без остатка. Будто благодарит за что-то… или в чём-то кается…
Плечи, бицепсы, спина… будто искра проносится по позвоночнику, слепяще яркая вспышка. Прикосновение умелых рук всё больше похожи на ласки… Бокам немного щекотно под пальцами Хакурена. И на долю секунды кажется, что где-то вглубине, под рёбрами, снова есть нечто живое, трепетное… То, о чём Фрау давно уже запретил себе даже вспоминать. А уж грустить – тем более.
Лёгкое приятное напряжение внизу живота. И чем больше оно нарастает, тем неудобнее лежать, уткнувшись лицом в землю. Досада. Сам всё испортил! Но что поделаешь, если тело не всегда способно слушать доводы разума…
- Хакурен… прекращай.
- Что, господин Фрау? Вам не нравится? – юноша озадачен.
- Нравится. Даже сильнее, чем хотелось бы. Но всё равно прекращай. Что-то мне неудобно так лежать… на животе…
- Почему? Простите, я не понимаю…
Треск ломаемых кустов, и на поляну выпадает хохочущий во всё горло Лабрадор:
- Восхитительная наивность! Хакурен, ты ведь уже большой мальчик, и должен понимать! Если у мужчины мощный стояк, ему не очень-то удобно лежать на животе!
Тейто злобно сжимает кулаки. Кажется, ещё немного, и все присутствующие отведают зайфона армейской закалки. Бесится от того, что в центре внимания оказался кто-то другой, а не он сам? Или… ревнует? Вряд ли мы когда-нибудь узнаем.
Хакурен в ужасе отдергивает руки от спины Фрау. Выглядит настолько виноватым, будто случайно осквернил святыню. И снова, уже в который раз за этот день, отчаянно краснеет.
- Не бери в голову, - Фрау сел, стряхивая с груди налипшие травинки, и стараясь не замечать, что взгляды всех присутствующих устремлены на внушительных размеров бугорок, вздувшийся между его ног. – Хакурен, ты действительно здорово делаешь массаж. А я просто расслабился чуть сильнее, чем мне позволяет мой образ жизни.
- Вы… не сердитесь?.. – кажется, юный Оук вот-вот расплачется.
- Ужасно сержусь! Но не на тебя. А на этого ехидного придурка, который сейчас катается по траве в приступе истерики. Лаб, не стыдно? Взрослый, уважаемый человек. А как напьёшься, ведёшь себя хуже ребёнка. Ещё и при посторонних.
Хакурена почему-то больно кольнуло слово «посторонние», ведь Фрау явно имел в виду его.
«А на что здесь обижаться? Ведь это правда. Я для него, да и для всех остальных, в лучшем случае – друг Тейто. И никому не интересно, что у меня внутри. Я думаю… это грустно… но… так будет не всегда. Я стану для вас особенным, господин Фрау!»
- Господин Фрау. Пожалуйста, не нужно сердиться на господина Лабрадора. Ведь он ваш друг, и подшучивает над вами без злобы. Такому чистому человеку как вы, не стоит пачкать свою душу низкими эмоциями вроде обиды и раздражения. Потому что ваш образ, господин Фрау, бесконечно светел в моих глазах.
Лабрадор вдруг резко перестал смеяться. Его лицо стало очень серьёзным, даже грустным.
- А теперь, если вы конечно позволите, я бы хотел продолжить массаж. – Хакурен, отбросив последние остатки скромности, решил идти до конца, - Если вам… неудобно лежать лицом вниз, то и не нужно.
Взгляд ядовито-зелёных, почти ненавидящих глаз Тейто, красноречиво говорил:
«Только дотронься до Фрау ещё раз – убью!»
- Хакурен, ты не слишком далеко зашёл? – Фрау нахмурился, - Или ты действительно настолько наивен, что не понимаешь?..
«Потерявши голову, по волосам не плачут!»
Опустившись на землю рядом с сидящим Фрау, Хакурен прикоснулся кончикам пальцев к его коленям, с удовлетворением наблюдая, как ярко-синие глаза Фрау заволакивает багряная дымка наслаждения. Отчаянно хотелось снова – кожа к коже! Ткань брюк так мешает… Но попросить снять их…
«Даже не мечтай!» - проскакивает сердитая искорка в ярко-синих глазах, будто Фрау удалось уловить непозволительно фривольную мысль Хакурена.
«Как скажете, господин…» - мысленно отвечает юноша, разводя колени Фрау в стороны.
Тейто в ярости. Разве что только дым из ушей не валит: «Убью! Клянусь, прирежу сегодня же ночью!!!».
Умелые руки задумчиво бродят по внутренней стороне бёдер, забираясь всё выше и выше.
- Прекрати… немедленно!.. – шепчет Фрау, не узнавая собственного голоса. А глаза умоляют:
«Продолжай…»
Точка невозвращения… так близко… уже здесь… Ткань, натянутая до предела, готова лопнуть под мощным напором. А потом лишь останется – схватить за шиворот этого нахального мальчишку, унести куда-нибудь в укромное место… и будь что будет…
- Хакурен… твои руки… слишком близко…
- Что, господин Фрау? Разве вам неприятно?..
- Пожалуйста… перестань… пока я могу… себя контролировать!
- Простите, но… я не понимаю…
Вдруг чья-то сильная рука грубо хватает за волосы.
- Что ты не понимаешь, Хакурен Оук?! Тебе прямо сказало – убери руки от Фрау!
Хакурен от неожиданности дёргается, чуть враз не оставив в кулаке неизвестного половину своих волос. Задирает голову посмотреть, кто же это, и замирает в ужасе:
- Епископ Кастор…
Фрау отводит глаза. Тейто и Лабрадор делают максимально честные лица и бормочут о том, что оказались здесь абсолютно случайно. Хакурен понимает: игры кончились. И отвечать за всё придётся ему одному.
- Кто-нибудь может мне объяснить, что здесь происходит? – епископ Кастор возвышается над ним, как воплощение неизбежного правосудия.
«Всё. Теперь я окончательно пропал…» - подумал Хакурен, ощущая в груди жгучий комок отчаяния.
- Я объясню! Это вовсе не то, что вы подумали! Пожалуйста, выслушайте!
- Ещё как выслушаю! Очень внимательно! Скажешь мне своё последнее слово перед тем, как я вышвырну тебя за пределы церкви!
Кастор поспешно удалился, таща за собой Хакурена, прямо за волосы, не давая даже оглянуться напоследок… Незаслуженная обида сжимает сердце.
«Неужели я настолько провинился, чтобы вот так… не попрощавшись…»
Хаукрен не знал, что три пары глаз смотрят ему вслед. Зелёные – со злорадством, сиреневые – с состраданием, ярко-синие – с бесконечной, нечеловеческой тоской… Лишь ветер, вдруг неожиданно ставший абсолютно по-осеннему холодным, доносит откуда-то сзади то ли вой, то ли плач Бурупьи.
Епископ Кастор ещё сильнее ускоряет шаг. Но Хакурен замечает, что его ведут не к внешним воротам церкви, а в противоположную сторону. Старое здание с бесконечно длинными полутёмными коридорами… Глаза, привыкшие к яркому свету дня, почти не различают дороги. Вдруг Кастор останавливается возле одной из дверей, и вталкивает Хакурена внутрь с такой силой, что тому еле удаётся удержаться на ногах.
«Где я?»
Осмотреться. Хакурен завертел головой… и чуть не заорал от ужаса. В полумраке комнаты он увидел множество расчленённых трупов. Руки, ноги, головы, сложенные в кучки с маниакальной аккуратностью…
- Ну что ж, теперь поговорим по душам… Хакурен Оук! – Кастор сделал всего лишь шаг навстречу, но этого было достаточно, чтобы молодой человек упал без чувств на засыпанный деревянной стружкой пол.
Тишина… тьма… бесконечный космический покой…
- …….! …..! …… …….!
Стакан воды, выплеснутый в лицо, резко приводит в чувства.
- Очнись наконец! Ты что, на солнце перегрелся? Или настолько испугался меня, что потерял сознание? – тревожный голос откуда-то сверху. Это голос… епископа Кастора?!
Хакурен резко открыл глаза – и чуть снова не утратил свой бедный разум в пучине беспамятства. Кастор, мило улыбаясь, нависал прямо над ним! Бежать! Но лишь успел дёрнуться…
- Да что же тебя так напугало? Не пойму. – епископ будто невзначай прижал Хакурена к полу.
- В… в…ы собираетесь… меня у… у…
- Забыл сказать. Мы находимся в моей мастерской. Всё, что ты видишь вокруг, части будущих кукол. Ты ведь уже видел их. Мне показалось, они тебе даже понравились.
Присмотрелся. Да, действительно, то, что Хакурен принял за расчленённые трупы, всего лишь искусно вырезанные из дерева заготовки для живых кукол господина Кастора.
Облегчение…
- Простите. Ну и напугали же вы меня! Я себе такое нафантазировал, увидя все эти конечности!
- О, это неудивительно! – Кастор рассмеялся, - Видел бы ты, как Тейто истерил, побывав здесь в первый раз! Но. Давай теперь о серьёзном.
Лицо епископа снова стало суровым. И Хакурену вновь сделалось не на шутку страшно.
- Ты ведь собираешься сдавать экзамен на сан священника, верно? Значит, должен понимать одну вещь. В стенах этой церкви не место разврату.
- Я думаю… это выглядело ужасно, но… - Хакурен с трудом подбирал слова, - понимаете, я не делал ничего плохого! Всего лишь массаж! У меня и в мыслях не было причинить вред господину Фрау!
- Понимаю. Ты думаешь, что не делал плохого, и уверен, что не нанёс Фрау никакого вреда. В твоём возрасте наивная простота ещё простительна. Но попробуй понять, что я тебе сейчас скажу.
Кастор снял очки, и Хакурен подивился неожиданной метаморфозе. Глаза епископа, лишённые стеклянной брони, вдруг стали очень грустными… и очень усталыми… Враз растеряв весь свой суровый вид, господин Кастор будто стал моложе, тоньше, беззащитнее.
«Сколько же ему лет? – подумал Хакурен, - Только что казался ровесником моего отца, а теперь выглядит вряд ли намного старше меня самого… Надо и мне завести очки. Буду носить их, чтобы смотреться солиднее. Отличная идея!»
- Я не стану спрашивать, зачем ты здесь. Потому что знаю, что бы ты ответил. Ты видишь благородство нашей профессии, её нужность, её романтику. И твёрдо уверен, что путь Воина света – твоё истинное предназначение. Ты хочешь помогать людям, и иного счастья тебе не нужно.
Хакурен несмело кивнул.
- Но есть и обратная сторона медали. И лучше тебе осознать это сейчас, чем через несколько лет, окончательно разочаровавшись в своём выборе. Став учеником священника, тебе придётся начисто забыть о многих вещах, которые сейчас кажутся простыми, понятными, естественными. Всё, что составляет маленькие радости простого человека. У тебя не будет желаний – а будут цели. Не будет слабостей – а будет ответственность. Не будет права на ошибку, потому что искупать её придётся слишком большой ценой. Не будет больше собственных интересов, потому ты выбрал путь служения Господу. Но все мы люди… И поверь, очень тяжело быть Воином света, но при этом оставаться человеком. Самое сложно заключается вот в чём… даже чувствуя рядом плечо друга, ты на этом пути всегда остаёшься один. Твоё сердце, твоя душа, будет принадлежать целому миру, и потому невозможно подарить себя кому-то одному, даже если это человек тебе очень дорог. Потому… лучше сразу смириться… и не строить бесполезных иллюзий… Но не всем это удаётся. Знаешь, Хакурен, что было бы, если бы вас с Фрау застал не я или Лабрадор, а кто-то другой? Нет, для тебя – по большому счёту, ничего страшного. Просто вышвырнули бы из церкви, без права участвовать в экзамене. А вот Фрау лишился бы сана. Быть епископом для него – не работа, но призвание. В этом вся его жизнь.
- Господин Кастор… почему вы так говорите? Я ведь действительно не хотел никому навредить… И… кажется, вы намекаете, что… я и господин Фрау… - Хакурен не смог продолжить мысль. Грязное слово никак не хотело соскакивать с языка.
- Что вы любовники? Нет, я совсем не это хотел сказать. Мы с Фрау знакомы уже много лет, и я знаю его как никто другой. При всей внешней браваде, он очень одинокий человек. И очень страдает от этого, хотя изо всех сил старается скрыть свои чувства. Весь цинизм, вся показная грубость – это лишь щит, за которым прячется тонкий и ранимый человек. Фрау мог бы стать прекрасным мужем и отцом, если бы однажды выбрал другой путь. И он, как бы это не глупо звучало, очень сильно скучает по семье, которой у него никогда не было и никогда не будет. Потому позволить Фрау привязаться к кому-нибудь – это лишь усилить его страдания. Я не хочу, чтобы кто-то делал больно моему другу. Даже не желая этого. Даже из-за наивности, глупости, неопытности… Хакурен. Я совсем не много тебя знаю. Но ты мне кажешься разумным человеком. И должен понять меня правильно. Если сделаешь верные выводы, то я после экзамена, возьму тебя своим учеником.
Мысли роем диких пчёл носятся в голове. Так много слов… так много непонятного, недосказанного… Но, кажется, Хакурену удалось уловить что-то важное. Самое важное. Самое главное. И от его ответа сейчас зависит вся дальнейшая жизнь. Следующий шаг… или на верный путь, к цели… или в никуда. Не ошибиться, только бы не ошибиться!
- Я, кажется… понял вас… господин Кастор.
Усталая улыбка на губах епископа:
- Молодец. Ты умный мальчик.
- Вы так добры ко мне, что даже приглашаете в ученики... несмотря на то, что сегодня видели… Это большая честь для меня!..
Кастор одобряюще погладил Хакурена по голове, думая, что не ошибся с выбором ученика. Скромный, воспитанный малыш из влиятельной семьи, но что удивительно, совершенно не испорченный… А ещё, решительный и целеустремлённый. У него есть всё необходимое, чтобы сделать головокружительную карьеру.
- Господин Кастор… - подал голос Хакурен, - вы так напряжены и взволнованы… Позвольте мне сделать вам расслабляющий массаж…
Вечерело. Часы на башне пробили девять раз, и последние лучи солнца, скользя по высоким шпилям церкви, уходили всё выше и выше, уступая место сумеркам. Ещё один день прожит. Ещё один день…
Тейто рано вернулся к себе в комнату. Не нашёл чем занять себя, и решил лечь спать. Тело отчаянно ломала гиподинамия. Полдня проваляться в саду на травке, слушая непонятные байки Лабрадора – это не ад, это хуже… А ведь как хорошо начинался день! Сперва удалось разогреться на куклах, потом Фрау дал жару, да такого, что после тренировки с ним, живого места нигде не найти. Тейто улыбнулся, вспоминая их поединок. Многочисленные синяки, растяжения, ссадины, кровоподтёки – болели, но за последние пять лет Тейто привык к ним, воспринимая боль как нечто само собой разумеющееся… Нечто, дающее понять – ты жив, и, как бы ни был потрёпан, сумеешь встать, чтобы продолжить бой.
Бой, длиною в жизнь…
Да, Фрау был хорош. По-настоящему интересный противник. И по-настоящему опасный. У него можно многому научиться, если сделать их совместные тренировки ежедневными.
«И если я после этого останусь жив… Ведь для Фрау нет понятия учебного поединка. Если согласился с ним бороться – будь готов однажды упасть на траву с дырой в черепе…»
А потом появился этот умник Хакурен, и всё испортил. Чуть не соблазнил Фрау своим массажем… Наивный идиот! Ведь все знают, какой озабоченный бабуин этот Фрау… Если бы не подоспевший вовремя Кастор, Хакурену бы крепко досталось… в ближайших кустах!
И теперь в итоге, абсолютно не с кем потренироваться! Фрау ходит мрачнее тучи, Кастор вообще куда-то исчез, а что случилось с Хакуреном, можно только лишь догадываться. Тейто нахмурился, мучительно пытаясь сообразить, почему смутная тревога царапает горло… будто что-то важное происходит прямо сейчас, но без его участия…
Чего-то не хватает. Жизнь стала абсолютно безвкусной. Слишком спокойной. И этот бесполезный покой просто сводит с ума! А вот были же времена…
«… когда я, будучи боевым рабом, каждый день выходил на арену Колизея не зная, буду ли возвращаться на своих ногах или меня вынесут оттуда, разорванного на части, в мешке для мусора. Но что удивительно, именно тогда я ощущал, что моя жизнь не пуста, не бесполезна… День за днём, бежать по лезвию, боясь оступиться на каждом шагу… бороться за выживание… проливать чью-то кровь пополам со своей… Что может быть восхитительнее смертельного поединка?! Ведь человек так странно устроен – начинает ценить свою жизнь, только когда рискует её потерять…»
А в это же время Фрау, сидя на террасе башни Зехеля, нервно курил, сбрасывая пепел вниз, в наползающие сумерки. У его ног валялось несколько журналов с соблазнительными красотками на обложках. Но впервые в жизни, яркий глянец не вызывал у Фрау абсолютно никаких эмоций.
«Кто сказал, что мёртвые не испытывают боли?..»
Тепло… тепло рук Хакурена… Ощущать кожей настоящее, живое тепло, которым делятся безо всякого сожаления, отдают, дарят… Мёртвые не умеют плакать… и всё же… почему соль разъедает глаза, почему чёрная, беспросветная тоска сжимает грудь, и унизительное ощущение собственной беспомощности бьёт по нервам: «Нельзя, не смей, не мечтай, не думай, не надейся, не верь!».
«Слишком многое произошло в последнее время. Сначала появился Тейто Кляйн. Дикий, безбашенный, он так похож на меня самого в возрасте пятнадцати лет. Тогда точно так же и мне казалось, что вокруг одни враги. Я не боялся смерти – я боялся, что умру раньше, чем дотянусь сталью до горла противника. Тейто… из него бы получился гораздо лучший солдат, чем священник. Но кто бы мог подумать, что я так привяжусь к этому чёртовому пацану?.. Он стал мне ближе родного сына, которого у меня никогда не было и не будет…
А теперь ещё Хакурен ломает мои последние бастионы. Как этому мальчишке сложно понять, что я не имею права на слабость… на ошибку… на чувства… Слишком многое на кону. Слишком велика ответственность. Почему же тогда… я вспоминаю то тепло… и думаю, что именно его мне всегда так не хватало! Почему мне так хочется прижать к себе это тёплое, пока ещё совсем хрупкое и беззащитное тело, прижать изо всех сил, до боли, до хруста костей…
Хакурен, почему??!!»
А где-то в саду, благоухающем тысячами дивных ароматов, в это же самое время, Лабрадор откупорил очередную флягу своего чудесного вина.
«Я обещал малышу Хакурену, что оно поможет осуществиться его заветной мечте… и разве соврал?»
Отпил совсем немного, ощущая на губах вкус винограда и летнего солнца. Таинственно улыбнулся:
«Хорошо всё же быть провидцем. Узнаёшь новости обо всех событиях ещё до того, как они происходят!»
Цветы и деревья отходили ко сну. Где-то завел свою песню одинокий сверчок, к нему тут же присоединился второй, и через секунду будто весь сад запел, славя уходящий день и радостно встречая покой и тишину вечера.
«А малыш Хакурен далеко пойдёт, - думал Лабрадор, тешась дивным вином, - ещё даже экзамен не сдал, а уже умудрился завести себе покровителя… - потом вспомнил Фрау, нежащегося во власти умелых пальчиков, - Пожалуй, даже двух покровителей… - и, любуясь багряным закатным небом, вдруг неожиданно понял: - А, ладно! Если со мной, то целых трёх!»
Последние лучи солнца отражались в сиреневых, не по годам мудрых глазах Лабрадора. В тот миг, когда небесный свет скроется за горизонтом, и станет совсем темно…
… в мастерской Кастора распахнётся дверь, и из неё слегка прихрамывая, выйдёт Хакурен. Растрёпанный, в помятой одежде, стыдливо прикрывая ладонью шею, на которой красуются пара малиновых засосов. Крадучись, он проберётся извилистыми коридорами, опасаясь быть кем-либо замеченным. Выйдет из старого, хранящего множество чужих тайн здания, и обернувшись напоследок, увидит, что лишь в одном окне горит свет… Едва заметно улыбнётся – и тихо уйдёт в корпус абитуриентов, в свою комнату… наконец отдыхать. День был слишком длинным. Слишком много принято решений. Верных… неверных… Время покажет...
А свет в мастерской Кастора не погаснет всю ночь. Усталый, но довольный епископ до самого утра будет мастерить куклу с лицом Хакурена.